Марк Алданов писал в некрологе, посвященном памяти Ходасевича: «всего тягостнее безмолвие второй недели. В первую неделю – надгробные заметки, панихиды, некрологи. Потом молчание, точно не было на свете человека». Ушел из жизни Александр Владимирович Воронель. Мыслитель, физик, борец колоссального масштаба. И в первую неделю после его ухода не было – надгробных заметок, панихид, некрологов. Глухая, ватная тишина. А ведь в Кнесете вроде бы представлена русская партия. Есть и пресса, телевизионный канал. Несколько холодных строк, посвященных Воронелю, и то, далеко не везде. Русскоязычная эмиграция в очередной раз предъявила свое манкуртское, унылое, великое хамство. А ведь Воронелю обязаны тысячи людей. Он и его соратники пробили, рискуя жизнью, протоптали тропинку в Израиль для миллионной алии. И молчание, точно не было на свете человека. Сходите на похороны заметного раввина в Бней Браке. Его проводят к могиле десятки тысяч людей. Здесь есть большой повод подумать о проклятии эмигрантщины. Нам не удается передать нашим детям и внукам наши стереотипы, наше отношение к жизни, наши ценности. Может быть нам просто нечего им передать. А ведь казалось, что есть. Здесь есть очень важный момент: культура, это то, что должно быть передано. И механизмы этой передачи, по меньше мере, не менее важны, нежели само передаваемое знание. Но выработать эти механизмы автономно, самостоятельно мы не можем. Уникальность еврейской традиции в том, что она эти механизмы коллективной памяти выработала. Эту традицию можно только принять, в нее можно войти, придумать ее нельзя.